[Sherax]

Глава 27

После рассказа Северуса о событиях, где он участвовал, будучи Пожирателем, в комнате воцарилось гробовое молчание.

– В каждых отношениях наступает момент, когда честность играет важную роль, – заговорил Джон Пенбрук. – Если вы не можете довериться Гарри, если боитесь, что он узнает вас настоящего, разве вы будете когда-нибудь твердо уверены в своих отношениях?

Доверие. Почти каждое их обсуждение сводилось к нему. От этого слова у Северуса уже начиналась изжога. Он глубоко вздохнул и поменял позу на скрипучем кожаном диване.

– Если Гарри об этом узнает, то уйдет, – произнес он как можно спокойнее.

– Вы не можете этого знать, – настаивал Пенбрук.

– Он олицетворение всех добродетелей и благородства. По-вашему, он захочет быть с человеком, который совершал то, о чем мы только что говорили? – в голосе звучала ненавистная дрожь.

– Что заставляет вас думать, что он не в курсе вашего прошлого? – спросил Пенбрук.

– Что? – резко откликнулся Северус.

– Ваш статус бывшего Пожирателя Смерти ни для кого не секрет. Вы правда полагаете, что Гарри Поттер не знает, что это значит? Помните, он не раз встречался с Вольдемортом. Я знаю его лет шесть. Гарри олицетворяет многое, но не забывчивость.

– Возможно, вы правы. Возможно, он действительно подозревает, но одно дело... подозрения, а другое – выслушать о безнравственных поступках из уст своего любовника. Наше текущее положение дает мне иллюзию неведения, а иначе...

– Вы бы точно знали, что он вас любит за то и таким, какой вы есть сейчас. Ваше прошлое осталось бы там, где ему место – в прошлом. При существующем положении вещей вы постоянно ждете разрыва. Неужели вы хотите прожить так до конца жизни? – с вызовом спросил Пенбрук.

– Это единственная возможность его удержать, – ответил Северус. – Если бы он узнал половину того, что я натворил, он бы не остался...

– Думаю, вы неправы, – увещевал Пенбрук. – И вам все же стоит позволить Гарри это доказать ради себя самого и ради него. Вы должны быть с ним откровенны; только так вы справитесь с проблемами.

– Справлюсь? Как вы справитесь с тем, что участвовали в пытках и убийствах? – вопросил Северус. Он с ужасом понял, что весь трясется, а по щекам опять текут постыдные слезы, которые он вроде бы сдерживал.

– Вы сполна расплатились за них и, полагаю, в достаточной степени, чтобы устроить даже такого гриффиндорца как Гарри.

– Преступления как мои... не забываются, – сказал Северус, прилагая все усилия, чтобы голос звучал ровно.

– Возможно, но время помогает. И порой лечит, – заверил Пенбрук. – Вы рассказали мне чистую правду?

Северус кивнул.

– Из вашего описания не похоже, чтобы у вас был выбор, кроме как выполнять требования Пожирателей Смерти. Когда вам представилась возможность, вы связались с профессором Дамблдором и присягнули ему на верность.

– Не сразу. Люди все равно гибли, – напомнил Северус.

– Но большинство остались живы благодаря вашему решению. Я думаю, Гарри это поймет, – рассудил Пенбрук.

– А если вы ошибаетесь? – Северус не понимал, почему во время разговоров с Пенбруком эмоции постоянно били фонтаном.

– Тогда вы, по крайней мере, перестанете жить в страхе. Так или иначе вы будете знать.

– Я уже знаю, – возразил Северус.

– Нет, вы боитесь худшего, а это вовсе не знание. Дайте Гарри шанс доказать вашу неправоту.

В комнате повисла гнетущая тишина.

Мыслями Северус погрузился во мрак, куда никогда не позволял себе возвращаться. Его прошлое Пожирателя являлось ему в кошмарах, да и, в сущности, почти вся его жизнь была не лучше. И как рассказать обо всей этой порочной мерзости Гарри?

– Как вы? – мягко спросил Пенбрук через некоторое время.

Негромкий голос психоаналитика заставил очнуться. Закусив нижнюю губу, Северус натужно кивнул и, отвернувшись от собеседника, украдкой вытер рукавом щеки. Опять слезы, надо же. Если подсчитать, сколько раз он плакал за сорок восемь лет своей жизни, с лихвой хватило бы пальцев одной руки. Но сейчас он чуть ли не на каждом сеансе рыдал навзрыд – к своему немалому смущению. Он считал себя более стойким. Хотя Пенбруку, слава Мерлину, его срывы вроде бы не казались чем-то постыдным. Не хватало еще беспокоиться о чужом мнении.

– Думаю, на сегодня мы закончили, – сказал Пенбрук. Похоже, он четко улавливал момент, когда Северус доходил до ручки.

Северус еще раз кивнул. Убедившись, что щеки высохли, он повернулся к Пенбруку.

– Я понимаю, Северус, с вашей точки зрения так не выглядит, но вы действительно делаете невероятные успехи.

– Вы называете это успехами? – отозвался Северус с плохо скрываемым скептицизмом.

– Ну, теперь вы уже не прячете свои чувства на самом дне, – заметил Пенбрук. – Вы стали гораздо сильнее их проявлять.

– Если бы я проявлял их еще сильнее, то рыдал бы дни напролет, – ответил Северус обычным учтивым тоном, который, судя по смеху Пенбрука, веселил его не меньше, чем Гарри.

– Не дни, не напролет, – урезонил Пенбрук. – Из того, что вы мне рассказали, я так понял, пятничным вечером случился проблеск.

При воспоминании о той победе уголки губ Северуса тронула улыбка.

– Полагаю, мне следует благодарить за него вас.

Пенбрук опять громко рассмеялся.

– Непохоже, чтобы я имел к нему какое-либо отношение.

– Может, и нет, но... когда я впервые сюда пришел, я не думал, что от посещения будет мало-мальская польза, – признался Северус. – Я не понимаю, как так получается, что к концу сеанса я заливаюсь слезами, но... так или иначе это приносит плоды.

– У вас была трудная жизнь, – сказал Пенбрук. – Думаю, вы научились выживать, отказываясь признавать боль, но она все равно оставалась внутри. Тело выпускает ее с помощью слез.

– У меня их в самом деле скопилось чересчур много, не так ли? – попытался пошутить Северус.

– Только не в свете того, что вы испытали.

Северус кивнул.

– Возможно. Мне пора возвращаться в школу. Мы опять не уложились в отведенное время.

– Ничего страшного, – отмахнулся Пенбрук. – Вы ведь не думаете, что у меня на сегодня есть еще пациенты? По правде говоря, сейчас вы мой единственный пациент из магического мира.

– Единственный?

Пенбрук фыркнул.

– Большинство магов не обладают вашей храбростью. Им хочется, чтобы их недуг, даже если это их собственные тараканы, излечили заклинанием или зельем.

– Зелье было бы удобнее, правда? – мысль Северуса заинтересовала.

– Вы хотите меня разорить? – рассмеялся Пенбрук. – Ступайте. Идите домой к Гарри, пока не придумали, как лишить меня работы.

– Так или иначе, я не могу этого представить. По крайней мере, не сейчас, пока мне требуются ежедневные сеансы.

Пенбрук усмехнулся и встал.

– Доброй ночи, Северус. До завтра.

Вежливо откланявшись, Северус аппарировал к воротам Хогвартса.

Хотя солнце уже село, на улице было еще тепло. Мантия казалась чересчур тяжелой. Напоминая себе, что близится июнь, Северус шагал в темноте. Время пути до дверей замка дорогого стоило; его хватало, чтобы взять себя в руки и загнать поглубже оживших на сеансе с Пенбруком призраков.

Слизеринцы словно нутром чуяли его приближение: хотя до комендантского часа до общежития успевали добраться далеко не все старшекурсники, Северус никогда не заставал их в коридорах. Сейчас, когда он спешил в свои покои, лишь портреты пытались завязать с ним беседу, но Северус давно не обращал на них внимания.

Светильники горели, а Гарри, как всегда, сидел перед ревущим огнем, ожидая его. Однако, стоило переступить порог комнаты, невольно почувствовалось что-то неладное. По вечерам Гарри проверял задания, читал или дремал. Сейчас он просто сидел на краю дивана и пустым взглядом таращился в очаг. Даже головы не повернул поздороваться.

– Привет, – сказал Северус. Интересно, что тут стряслось?

Гарри, наконец, посмотрел на него странным, неопределенным взглядом.

– Привет.

– Все в порядке? – осведомился Северус, не понимая, почему обстановка в комнате накаляется.

– Все прекрасно, – обрубил Гарри, хотя слова его сильно расходились с тоном. – Что может быть не в порядке?

– Гарри?

– Как отработки? – с непривычно посуровевшим лицом поинтересовался Гарри.

– В основном, как всегда, – в очередной раз отговорился Северус. Вопрос об отработках заставлял его напрягаться.

– Неужели? – Голос Гарри буквально сочился сарказмом. – Сегодня со мной произошел престраннейший случай. Вечером на лестнице мне повстречалась Мэгги Адэйр. И сказала, что в прошлом месяце ты освободил студентов от наказания. Можешь себе представить, как я удивился, ведь ты утверждал, что занят именно на отработках? И, дабы избавить тебя от лишних слов, я заглянул и в класс Зелий, и в лабораторию. Тебя не было ни там, ни там.

Северус принялся лихорадочно размышлять. Растущий гнев Гарри ощущался в комнате и физически, и магически.

– Не было, – тихо согласился он.

– Тогда ты не против поведать мне, где же ты был? – Хотя Гарри, казалось, вот-вот взорвется, говорил он вполголоса, и от этого по коже пробирал мороз.

Светильники и огонь в очаге замерцали, а магия заметалась по комнате. Северус глубоко вздохнул.

– Я виделся с Джоном Пенбруком, – признался он.

– Виделся с другим?

Северус не мог понять, отчего вопрос Гарри окрашен гневом и отчаянием. Он умолчал о том, что обратился за лечением – понятное дело, Гарри не обрадовался, но Северус не мог сопоставить степень его огорчения со степенью тяжести своего обмана. Для Гарри будто настал конец света.

– Я понимаю, ты, должно быть, во мне разочаровался, – нерешительно проговорил Северус, пребывая в полнейшем замешательстве. – Я должен был с самого начала открыться тебе.

– Сколько? – казалось, слова Гарри даются с трудом.

– Что?

– Сколько времени вы встречаетесь? – рявкнул Гарри.

– Месяц, – тихо признался Северус, не отводя взгляда от пылающих яростью глаз.

– Месяц?! – Гарри почему-то особенно сильно подчеркнул это слово, но почему? – Ты не мог позволить мне до себя дотронуться, а с другим встречался целый месяц?

Сначала в гневных словах Гарри не прослеживалось ни капли логики. Но затем у Северуса в голове словно что-то щелкнуло, и все встало на свои места. Гарри серьезно думал, что он завел шашни с другим мужчиной? Вот те на.

– Не в романтичном смысле, – поспешно пояснил ошарашенный Северус.

– Что? – требовательно переспросил Гарри, будто недопонял.

– Весь месяц я встречался с Джоном Пенбруком как со специалистом, – объяснил Северус. Он не знал, сможет ли убедить Гарри в своей искренности после всех недомолвок. Ведь обман не способствует доверию.

– Ты... – Гарри присмотрелся к нему, и его голос странно изменился. – Ой.

На лице Гарри проступило подкупающее облегчение и замешательство.

– Ты всерьез полагал, что я вступал в сексуальную связь с кем-то другим? – нерешительно спросил Северус. От приключившегося недоразумения у него голова шла кругом.

Теперь Гарри окончательно смутился.

– Это совершенно бессмысленно. Я хочу сказать, я знаю тебя. Знаю, что, даже если бы ты полностью поправился, ты бы не стал... но я не мог понять, зачем еще тебе лгать о том, где ты был. Прости, что сомневался в тебе. – Он немного помолчал и спросил: – Почему ты мне не сказал?

С усталым вздохом Северус опустился на диван рядом с Гарри.

– Идиот потому что, – выдал он и затем посерьезнел. – Мне было... стыдно. Очевидно, я... пострадал очень сильно. – Ничего другого, более честного, он сказать не смог. – Я ходил каждый день в течение месяца. Как я понимаю, такое редко встречается.

– После того, через что ты прошел в январе... – начал было Гарри.

– То, что со мной сделал Берк, было ужасно, но источник моих проблем кроется не здесь, – перебил Северус. Пора перестать притворяться перед человеком, который вернул ему душу и здравомыслие.

– Не здесь? – нерешительно повторил Гарри.

– Скажем так, очевидно, январские события стали причиной сексуальных проблем, которые я в последнее время испытывал, но... тебе-то как никому другому известно, что я не из тех, кого можно отнести к нормальным. – Северус пытался сдерживать эмоции, но, несмотря на все усилия, обхватил себя руками.

– А кто определяет критерии? – возразил Гарри со свойственной ему мягкостью. К изумлению Северуса, он потянулся и положил ему руку на запястье. – Ты прекрасно мне подходишь.

Слова Гарри тронули неожиданно глубоко. Северус взглянул в лучащиеся заботой глаза.

– Но я все равно то и дело причинял тебе боль.

– О чем ты? – Непонимание Гарри согревало. Может, не все еще потеряно.

– Ты единственный человек в этом мире, который меня по-настоящему... любил, – выдавил из себя Северус. – Окружил теплом и добротой...

– Игра была не в одни ворота, – не дал договорить Гарри. – Ты для меня делал то же самое.

Гарри явно верил в то, что говорил. Северус покорился.

– Я пытался, – тихо откликнулся он. – Если я не слишком тебя подвел, то... уже легче. Мне очень часто так казалось.

– О чем ты? – спросил Гарри, придвигаясь ближе. Руки он не убирал. – Ты ни разу меня не подводил.

– Не соглашусь. Когда ты говорил, что любишь меня, я ни разу не смог ответить тебе тем же. Хотя для меня ты стал даром небес, я ни разу не сказал тебе, что люблю.

– Неправда, – отпирался Гарри и сжал крепче пальцами запястье Северуса. – Говорил.

Гарри не лгал – Северус, ошеломленный, это ясно видел. Хотя сам был убежден в обратном.

– Когда? – нерешительно спросил он. – Я не помню, чтобы хоть раз смог ответить на твое признание. Я дал мало доказывал тебе свои... чувства, что ты всерьез решил, что я тебе изменял.

– Не ты, а я, – возразил Гарри. – Виноваты мои страхи. Я знал, что ты не изменил бы, и должен был сильнее в тебя верить. Но не будем сейчас об этом. Ты правда говорил мне, что любишь меня, при обстоятельствах, которые не оставляют сомнений.

– Я понятия не имею, к чему ты клонишь. Каждый раз, когда ты признавался мне в любви, я вел себя как трус и не мог ответить, – сказал Северус. Благодаря разговорам с Пенбруком он понял, как глубоко могла ранить Гарри его неспособность ответить взаимностью.

– Ты никогда не вел себя как трус, – убеждал Гарри. – То, что ты ничего не говорил вслух, не означает, что ты не подкреплял каждый день свою любовь ко мне делами. И ты действительно говорил мне слова любви. Той февральской ночью на квиддичном поле, когда ты стер мне воспоминания, ты сказали мне, что, если и есть в этом мире человек, которого ты любишь, то это я.

Гарри опять, похоже, говорил правду.

Северус мысленно вернулся в ту ужасную ночь. Как ни напрягал он мозги, так и не понял, о чем твердил Гарри.

– Я... смутно помню ту ночь. Наверное, я действительно сошел с ума.

– Сошел или нет, ты это сказал, и сказал искренне, – не соглашался Гарри.

– А потом стер тебе память.

К его полному недоумению, Гарри в ответ усмехнулся.

– Ну, да, пожалуй, эта часть – безумство. Если это тебя утешит, я и сам в ту ночь вряд ли мог считаться образчиком стабильности.

– Как ты можешь так легкомысленно относиться к такому? – спросил Северус.

– Теперь он ушел в историю. Ты сказал, что сожалеешь. И на этом все.

– Но...

– Никаких но, Северус. Все. Забудь, – уговаривал Гарри. Он убрал руку с запястья и с нежностью дотронулся до щеки Северуса. – И больше никаких самоистязаний по этому поводу.

– За свои поступки нужно отвечать, – гнул свое Северус. Может, он и не понимал, как маггловская терапия ему поможет, но на сеансах с Пенбруком это вскоре прояснилось.

Гарри потянулся и убрал волосы у него со лба.

– Ты всю жизнь тащил на себе тяжкую ношу, – мягко сказал он. – При всем желании ты не смог бы возложить на себя еще больше ответственности.

Гарри привлек его ближе.

Северус, не противясь утешению, лег щекой ему на плечо, но мыслями не мог перестать воевать с самим собой. Джон Пенбрук весь месяц старался, чтобы он признал себя достойным привязанности Гарри, но Северус и теперь чувствовал себя в грязи по самые уши. И этой грязью пачкался Гарри, дотрагиваясь до него. Возможно, просто впечатление от сегодняшнего сеанса еще не выветрилось. Пенбрук заставил его разбирать то, что он целыми днями пытался забыть. Человек, творивший то зло, не имел права касаться Гарри Поттера.

– Если б я мог что-то сделать, чтобы как-то облегчить твой груз, – прошептал Гарри, успокаивающе поглаживая ему спину. Соблазнительный рот ткнулся в сальные волосы на макушке. – Просто знай, я ужасно тобой горжусь.

Это было чересчур. Северус отстранился, дрожа всем телом.

– Что случилось? – спросил Гарри.

– Ты не можешь, – запинаясь, выдавил Северус.

– Что? – в голосе Гарри слышалось полное изумление.

– Гордиться. Если бы ты знал, каким я был, что творил – ты бы не гордился. Тебя бы здесь не было, – высказал Северус свой самый глубокий страх. Он не мог продолжать притворяться. Он каждый день ворошил на сеансах свое прошлое и видел, что абсолютно не подходит в пару к этому прекрасному, замечательному молодому человеку. Гарри воплощал в себе все доброе и благородное. А он...

Прежде чем ответить, Гарри долго и внимательно на него смотрел.

– Ты не в первый раз это говоришь, – осторожно заметил он.

– Не первый. Однако, это правда.

– Чего, по-твоему, я не знаю? – вопросил Гарри. – Я знаю, что ты был Пожирателем Смерти. Я знаю, что это значит. И знаю, что ты предпочел порвать с ними и сделал все, что нужно, чтобы расплатиться за свои ошибки.

– За некоторые проступки не расплатиться никогда, – высказал Северус несокрушимую истину, единственную, которую успел усвоить.

– С чего ты взял? – требовательно спросил Гарри, явно огорченный. – Ты всю свою жизнь прожил в аду. Что бы ты ни сделал; что бы ты ни думал, что сделал, ты с лихвой это возместил.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – упирался Северус.

– Так расскажи мне... или покажи. Ты продолжаешь утверждать, что, если бы я знал, то не был бы с тобой, но ты никогда не давал мне шанса доказать, что ты неправ. Дай мне его, – умолял Гарри, невольно повторяя сегодняшние слова Пенбрука.

– Ты... не знаешь, о чем просишь, – сказал Северус, на сей раз не уклоняясь. Возможно, месяц борьбы с демонами наряду с попытками понять, как Гарри вписывался в ту жизнь, которой он жил, дали ему силы задуматься. До сих пор Северус понимал лишь одно: Гарри не сочетался ни с чем, что имело отношение к тьме. Гарри явно ему не подходил, но... Гарри был нужен ему, больше всего на свете.

– Я прошу тебя, дай мне шанс доказать свою любовь, – убеждал Гарри. – Я не могу сказать, что спокойно восприму рассказ о твоих испытаниях. Они причиняют тебе столько боли, что ты даже не можешь ими со мной поделиться; значит, это и впрямь нечто ужасное. Но ради нашего общего блага ты должен знать, что я, несмотря ни на что, по-прежнему буду рядом.

Гарри пылал гриффиндорской уверенностью. За которую Северус был готов его чуть ли не возненавидеть.

– Это не 'нечто ужасное', – ответил он, собравшись с духом. – Это сорок с лишним лет ужаса.

– Хорошо, сорок лет. Расскажи мне.

– А если окажется, что зла слишком много, и ты не сможешь смириться с ним?

Судя по глазам, такой исход пугал Гарри не меньше, чем самого Северуса. Но Гарри, как перед любой жизненной трудностью, не отступил.

– Тогда мы хотя бы узнаем, – сказал он. – Ведь это чего-то стоит?

– Это не стоит того, чтобы потерять тебя, – резко возразил Северус.

– Не думаю, что так случится, – сказал Гарри.

– Тогда ты понятия не имеешь, о чем мы сейчас говорим, потому что, уверяю тебя, есть все шансы, что, как только ты узнаешь о некоторых событиях, ты больше не сможешь взглянуть на меня. Ты готов рискнуть?

До него донесся неровный вдох.

– А ты готов мне позволить? – ответил Гарри. – Говорю тебе, нет ничего из содеянного тобой в прошлом, что изменило бы мои чувства к тебе. Я точно знаю. Думаю, мы пришли к тому моменту, когда ты тоже должен в этом убедиться.

– А если ты ошибаешься? – с вызовом вопросил Северус. Его всего лихорадило. Гарри определенно не собирался закрывать эту тему. Северусу придется либо отказать, рискуя разрушить их отношения, либо уступить и позволить Гарри увидеть, что представляет из себя человек, с которым тот прошедшие восемь месяцев ложился в постель.

– Тогда нам надо будет найти решение, и все, – сказал Гарри.

– Ты можешь настолько ошибаться, что потом не сможешь находиться со мной в одной комнате, – предупредил Северус.

– Нет, я не ошибаюсь. Я знаю, ты в это не веришь, но я знаю человека, которого люблю. Я знаю, на что ты способен, а на что нет. Держу пари, ты не так уж отличаешься от себя молодого.

– Ты проиграешь, Гарри.

– Нет, не проиграю. Расскажи, – настаивал Гарри.

На сей раз отступать было некуда. Глядя в лицо того, кто ждал его ответа, Северус попытался найти слова, которые описали бы все-все ошибки; слова, которые бы открыли Гарри глаза на его истинную сущность. Только тогда повествование растянется на годы, а он уже выговорился перед Пенбруком.

Когда он задумался над оставшимся способом донести правду за более-менее приемлемое время, в животе похолодело, а горле пересохло.

– Мы знаем, что о таком не рассказывают, – нерешительно сказал Северус.

– Я этого от тебя не прошу, – поторопился заверить Гарри.

– Я знаю, – каким-то образом Северусу удавалось говорить ровным голосом. – Я это предлагаю. Как ты заметил, тогда мы хотя бы узнаем.

– Я уже знаю. А ты теперь тоже сможешь убедиться.

Гарри не допускал ни капли сомнений.

Северус заставил себя следовать выбранному пути и не отводить взгляда от Гарри.

– Действуй.

– Ты уверен?

– Давай. – Ответ вышел чересчур резким.

Гарри вроде бы не обиделся. А потянулся и нежно, бережно вновь коснулся его щеки.

Северус погрузился в зелень глаз Гарри. Бездонных, как хогвартское Черное озеро. Глубже и глубже, ближе и ближе к душе Гарри, вернее, в данном случае, его разуму.

Гарри, явно собираясь с духом, убрал руку и откинулся на диван. Как и в первый раз, в октябре, он, в отличие от других легиллиментов, проник в Северуса, не произнося заклинания. Его магии – мощной, молниеносной – было достаточно внутреннего волеизъявления.

Северус задохнулся. Проникновение Гарри в разум было в каком-то смысле сокрушительным, как проникновение в тело. Сила его потрясала воображение, но нежность прикосновения не уступала нежности рук в постели.

Некоторое время Гарри не делал ничего, лишь словно впитывал мысли и эмоции Северуса.

Северус очень старался не паниковать, но... нынешнее испытание наводило на него, пожалуй, сильнейший страх. Он был абсолютно открыт... и, когда Гарри полностью познает его суть, уже некуда будет скрыться, ничем нельзя будет оправдаться.

Но тут он ощутил, что из другого сознания исходит похожая тревога. Должно быть, Гарри уловил его изумление, потому что хихикнул.

– Что? – спросил он. – Только тебе позволено волноваться? – а потом посерьезнел. – Мы справимся. Просто покажи мне все, что нужно.

На минуту Северус растерялся, не зная, откуда начать. А потом понял: надо обратиться к истокам. Гарри пятикурсником уже заглядывал в его воспоминания, когда Северус пытался научить его защищаться от ментальных атак и обнаружил у сопляка Поттера врожденную способность к Легиллименции, не менее пугающую, чем другие скороспелые таланты.

Пытаясь отстраниться от воспоминаний, Северус показал Гарри неуютный дом, в котором вырос без любви и ласки. Грубость и садизм отца, жалкое смирение матери, его собственные ребяческие попытки сопротивляться дурному обращению – он позволил Гарри все это увидеть.

Добросердечный Гарри откликнулся именно так, как и ожидалось. Но воспоминания о детстве беспокойства не вызывали. Гарри тоже вырос в жестокой среде. И, естественно, проникся сочувствием.

Собравшись с духом, Северус перешел дальше к своей первой поездке на «Хогвартс- Экспрессе». Он не пытался ничего приукрасить, иначе ментальный контакт терял всякий смысл. Он показал Гарри, как его собственный злой язык оттолкнул Джеймса Поттера и его банду прежде, чем Сортировочная шляпа коснулась их головы. Так и разворачивалась вниз по спирали череда его школьных лет.

Честность потребовала всей имевшейся храбрости, но Северус ничего не утаил. И показал Гарри, как на второй неделе пребывания в школе его соблазнил Люциус.

Хотя Гарри уже знал об этом со слов Берка, было понятно – он сильно расстроился. Одно дело знать умом, и совершенно другое – наблюдать своими глазами низменную, безнравственную грязь. Описывая свои злоключения Гермионе, он использовал слово «содержанец». Термин верный, но с таким же успехом можно было назваться шлюхой, потому что шлюхой он и стал.

Когда Северус добрался до второго курса, где Люциус пригласил трех своих приятелей присоединиться к их 'учебной группе', в Гарри словно назрел внутренний протест.

– Хочешь прекратить? – прохрипел Северус. Голос скрежетал у него в ушах, и картина, которую он показывал в мыслях, заколебалась.

Гарри рвано вдохнул.

– Если бы они к этому времени не успели умереть, я бы немедля зарыл их в землю.

– Меня никто не принуждал, – напомнил Северус.

– Тебе было двенадцать, – Гарри выплюнул слово как непристойность, которой оно и являлось. И явно приложил сознательное усилие, чтобы обуздать свой гнев. – Давай дальше.

– Дальше будет не лучше, – предупредил Северус.

– Будет, – возразил, к его бесконечному потрясению, Гарри. – У тебя появляюсь я. Продолжай.

Благородный гриффиндорец определенно не смог стерпеть увиденную безнравственность – из его сознания исходили волны гнева. Но не в сторону Северуса. Он был благодарен за сопереживание, хотя и знал, что долго оно не продлится.

После выпуска Люциуса прошла еще череда лет такого же неразборчивого секса со слизеринцами-старшекурсниками. Только Гарри реагировал не на вопиющую непристойность, а, скорее, на душевную боль, которую из-за нее испытывал Северус.

С колотящимся, будто пытающимся вырваться на свободу сердцем он добрался до окончания Хогвартса и приснопамятной ночи, когда поддался на уговоры Люциуса и присоединился к Вольдеморту. Он все это показал Гарри: как тешило его самолюбие то, что его, полукровку, сочли достойным Внутреннего круга; с какой жадностью ухватился он за великолепную лабораторию, которой обеспечил его Вольдеморт; муки совести из-за сомнительных и ядовитых зелий, изобретенных им в качестве платы за эту лабораторию; как он притворялся, что не слышит бахвальства соратников по оружию о том, как они расправлялись с беззащитными магглами. Он показал Гарри, как жадность и корыстолюбие ослепили его, как он охотно якшался с нелюдями-кровопийцами, как долго отдавал свои снадобья на зло, прячась у себя в шикарной лаборатории, словно в хате с краю из поговорки.

В мыслях стали проигрываться все грязные делишки с Берком. И опять Северус ничего не приукрасил. Он показал Гарри свое презренное влечение к могуществу Берка. Возможно, тех дней он стыдился сильнее всего; из-за недостаточно развитых способностей он соглашался на унижения, лишь бы прикоснуться к магии, о которой всю жизнь мечтал. Берк не преувеличил, упомянув, что сильные маги из числа сторонников Вольдеморта пускали его по кругу, как пачку маггловских сигарет.

Как он и опасался, эти... извращения глубоко взволновали Гарри. Он предупреждал – ни один приличный человек не мог спокойно на них взирать. Северус чувствовал, как Гарри выбит из колеи, как старался взять себя в руки, но на ментальном уровне невозможно было солгать.

Что ж, даже это отвратительное время неизбежно подошло к концу. Северус выдал замысел Берка и заслужил высочайшее расположение Вольдеморта.

Именно тогда в его жизни произошли радикальные перемены. Что еще могло яснее открыть глаза на истинный нрав нелюдя, чем статус его лучшего друга? Северус по-прежнему ничего не скрывал. Он показал Гарри, как его тесное общение с Вольдемортом постепенно подвело его к заключению, что их лидер совершенно невменяемый. И даже тогда он пытался не обращать на это внимания, пытался делать вид, будто так и надо. Возможно, так продолжалось бы еще леть пять-десять, если бы Вольдеморт не настоял на том, чтобы его самый преданный слуга покинул лабораторию и отправился вместе с соратниками Пожирателями на задание.

В первую ночь, когда он участвовал в рейде с Люциусом и тремя другими Пожирателями, они проникли в дом сквиба, журналиста «Пророка», который весьма открыто критиковал вялый отклик Министерства на стремление Вольдеморта к власти. У сквиба была жена-маггла и трое детей. Люциус и его друзья убили их в их постелях, хладнокровно, как букашек. В считанные минуты пятеро человек оказались лежащими в лужах крови. А двадцатилетний Северус, глубоко потрясенный, стоял в дверях и смотрел, как мелькали ножи.

Проигрывая в памяти ту страшную ночь, он показал Гарри, как застыл на пороге хозяйской спальни, не в силах остановить зверскую расправу. Когда Гарри повело от абсурдной жестокости, Северус показал несколько воспоминаний с хвастовством соратников, чтобы Гарри убедился: ни одно из тех событий не было для него неожиданностью. Но, как он заметил ранее, одно дело слышать о чем-либо, а другое наблюдать это воочию. Все эти годы, что Северус варил свои сомнительные зелья, ему удавалось сохранять руки чистыми. Но нельзя не замараться, стоя в комнате, где у трехлетней крохи перерезано горло.

Он показал Гарри, как по возвращении в штаб Вольдеморта потерял самообладание. Оставшись один у себя в лаборатории, он опустился на пол за закрытой дверью и горько разрыдался.

Несколько часов спустя Люциус, разыскивавший его, едва не сломал ему плечо дверью.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – рявкнул Люциус, когда Северус, потирая ушибленное плечо, поднялся на ноги.

– Ничего, – Северус отвернулся, чтобы вытереть щеки рукавом.

– Что на тебя нашло? Что с тобой сегодня? Ты застыл в дверях как статуя.

Пожалуй, было чересчур самонадеянно полагать, что его провальное бездействие останется незамеченным.

– Я...

– Что «ты»? Они были врагами нашего повелителя. Ты слышал, как он приказал расправиться с ними.

– Это был сквиб и маггла. Трое из них были детьми, – сказал Северус.

Ему до сих пор не верилось, что свершилось на его глазах. Сейчас Люциус выглядел опрятно, только Северус отчетливо помнил, как на его обожаемый с давних лет идеал летели брызги детской крови. Северус думал, что знал его, думал, что любил, но теперь, глядя на красивое бледное лицо, он понял, что совершенно не знал Люциуса.

– Они были врагами Вольдеморта. Это все, что имеет значение. Все, что должно иметь значение для тебя. Ты поклялся поддерживать нашего господина во всех его делах.

– Я знаю, но...

– Но? – перебил Люциус. – Здесь не может быть никаких «но». Только повиновение.

– Я поклялся, что буду сражаться с врагами Вольдеморта, и я буду, – поспешно ответил Северус, – но, Люциус,.. это было не сражение. Они были безоружны. Мы просто их... убили.

– Они были врагами Лорда Вольдеморта, и мы с ними расправились. Остальное тебя волновать не должно.

– Люциус, я... я буду драться на дуэли с кем захочешь. Ты знаешь, я не трус, но... Я не могу убивать беззащитных людей вот так...

– Ты хоть знаешь, что говоришь как безнадежный гриффиндорец? – глумливо ухмыльнулся Люциус.

Впервые в жизни Северус начал понимать, что не все гриффиндорские качества означали слабость. Он зажмурился и отчаянно кивнул.

– Ты знаешь, что наш господин с тобой сделает, если услышит от тебя подобную чушь? – в глазах Люциуса мелькнула тень беспокойства. – Северус, не дури. Какая разница, есть у них в руке палочка или нет? Как только Лорд Вольдеморт отдает приказ убрать их с дороги, они, считай, уже обречены. Неужели ты собираешься пожертвовать собой ради сквиба и кучки грязных чертовых магглов? Они всего лишь паразиты. Убить их убить кого-то из нас – не одно и то же. Это все равно что... применить уничтожающее заклятье к крысам у тебя дома.

Северус сотни раз слышал подобное от последователей Вольдеморта. Когда он думал о своем отце-маггле, у него не возникало ни единого возражения против истребления этого чудовища, как паразита. Но сегодняшняя малышка... за свою недолгую жизнь она и мухи не обидела. Она ничем не отличалась от любого ребенка-мага, встречавшихся ему в Косом переулке. Белый мишка в ее кроватке был таким же, какого Северус видел у Драко, когда заходил к Малфоям на прошлой неделе. Только медведь Драко не размокал от крови до того, как закончилась ночь.

Одна мысль о брызгах крови вызвала разлив желчи.

– Я не могу, – выдавил Северус, подавив позыв тошноты. – Так – не могу.

– Я не смогу тебе помочь, – предупредил Люциус.

– Я не прошу.

– Ты знаешь, что ты круглый дурак? Северус, он тебя убьет. Ты видел, как он расправляется с изменниками.

– Значит, убьет, – согласился Северус. – Ты сдашь меня ему?

На мгновение его старинный друг уставился на него, как на пришельца с другой планеты. Затем развернулся на пятках и молча вылетел из лаборатории.

Всю ночь Северус лежал, скрючившись на ледяном полу, ожидая, когда придут другие Пожиратели и прикончат его. Но они не пришли. За последующие дни, полные напряжения, стало ясно, что Люциус никому не рассказал об их разговоре.

Потом на несколько недель все относительно затихло. Вольдеморт позволил Люциусу самому выбирать, с кем идти в рейд, и тот неизменно выбирал других. Когда они, успешно выполнив приказ, возвращались, Северус старался найти себе занятие в лаборатории. Но он не мог скрываться там вечно. И уже не мог закрывать глаза на происходящее. У себя в лаборатории он мог сварить любое зелье, но ни одно из них не могло стереть пятно с души, оставшееся после той ночи.

Хотя Люциус больше не предлагал ему участвовать в нападениях, после многочисленных хвастливых рассказов соратников-Пожирателей Северусу стало ясно, что перерезанное горло трехлетнего ребенка было легкой смертью. Легкой, по сравнению с пытками и насилием, в которых упражнялись его соратники, чья кровожадность росла в геометрической прогрессии. Налеты становились все более свирепыми. Пожиратели не оставляли трупов, и поэтому никто не догадывался, что на самом деле случилось с исчезнувшими людьми, но Северус знал, и с этим знанием... невозможно было спать... невозможно было жить.

Северус поделился с Гарри чувствами, которые испытывал тогда: отвращение к деяниям своих товарищей и полнейшей беспомощностью в желании остановить их. Да, он смог бы одолеть Люциуса в поединке. Но ведь был не только Люциус. Вмешались бы другие Пожиратели, и даже если бы и нет... он не продержался бы и минуты против Вольдеморта. С мощью последнего не мог тягаться никто.

Депрессия переросла в отчаяние. Северус часто задумывался о самоубийстве. Конечно, попытка наверняка удалась бы, брось он вызов товарищам. Ему настолько все опротивело, что он, может, даже и решился бы, если бы не видел, как умирали их враги – вернее, жертвы. Он жаждал смерти, но не таким путем.

Северусу казалось, что он так и будет пребывать в состоянии беспомощного соучастия, но тут Вольдеморт опять приказал своему Мастеру Зелий сопровождать Люциуса на особо важное задание. И эта соломинка переломила верблюжий хребет.

Будь что будет. Северус показал Гарри воспоминание о событии, по поводу которого любопытствующие донимал его в течение двадцати пяти лет. Кроме Альбуса Дамблдора, об этом кошмаре Северус не рассказывал никому. Даже Пенбруку на терапевтических сеансах.

Предыдущие набеги Пожирателей, хоть и ужасающие, все же заключали в себе определенную долю... анонимности. Магглы, сквибы, даже маги, на которых совершались нападения – все они были незнакомцами. Но трагедия развернулась ночью, когда они пришли к Лонгботтомам.

С Элис Северус семь лет сидел в одном классе. Ее муж, Фрэнк, двумя годами старше, полдюжину раз оттаскивал от него Мародеров, когда был старостой Гриффиндора. Они не были чужими. Северус не знал, куда они направлялись той ночью. Если бы он знал заранее, он бы предупредил, невзирая на последствия, но он не знал. Когда они внезапно ворвались в гостиную, Северус был потрясен не меньше, чем их жертвы.

Северус едва увидел лица Лонгботтомов, когда услышал приказ Люциуса.

– Северус, иди посторожи на входе.

Несмотря на свой приказ, Люциус явно пытался его защитить.

И по сей день ему не давала покоя ошибка, которую он совершил. Если б он рискнул противостоять своим товарищам. Фрэнк служил аврором. Возможно, удалось бы воспользоваться малой толикой беспалочковой магии, но... но Северус послушался приказа. А Люциус и Беллатриса подвергли Лонгботтомов Круциатусу.

Как бы ни ужасало нападение на семью сквиба, только сейчас до Северуса дошло, с какими людьми он связался. Фрэнк и Элис были не какими-то безликими незнакомцами, совершившими Мерлин знает какое преступление против их господина. Они были знакомы Северусу. Они были к нему добры.

Северус чувствовал, как Гарри приходит в бешенство от увиденного. Но своей трусости не скрывал. Он показывал Гарри, как стоял в коридоре и, пока его товарищи медленными пытками доводили Элис и Фрэнка до безумия, пытался заглушить доносившиеся крики. Пытался и тогда, когда Люциус окриком подозвал его, чтобы найти силы войти в залитую кровью гостиную. Фрэнк, лежащий у камина, похоже, потерял сознание. У скорчившейся у дивана Элис глаза с черно-сизыми кровоподтеками были все еще открыты.

– Иди найди выродка, – рявкнул на него Люциус.

– Нет, Северус, пожалуйста...– взмолилась Элис. Как оказалось, ей хватило сил держаться в сознании, – не трогай ребенка. Пощади ребенка... а-а-а-а-а!..

Ее пронзительные крики неслись ему вслед.

Он торопливо поднялся наверх. Хозяйская спальня была пуста. За соседней дверью оказалась тошнотворно миленькая детская.

Северус вошел в залитую лунным светом комнату и воззрился на спящего в кроватке ребенка – одного из двух детей, подходивших под проклятое пророчество, из-за которого и послали сегодня Пожирателей Смерти на это страшное задание. Мальчику, наверное, исполнилось полгода. Круглолицый, с румяными щечками, на вид он был сама невинность. Не требовалось большого воображения, чтобы догадаться, какая его ждала участь внизу.

Мать мальчика продолжала умолять своих мучителей пощадить ее дитя. Даже удивительно, как ребенок не проснулся от шума.

И тогда совесть и храбрость Северуса вновь дали о себе знать. Он знал, что не мог спасти Фрэнка или Элис. Но этот ребенок... если именно ему суждено убить Вольдеморта, Северус сделает все возможное, чтобы его защитить.

Не теряя времени, Северус призвал сонное зелье. Открыл мальчику рот и вылил полбутылки в горло. Такое количество зелья могло убить ребенка, но при существующем выборе Северус решил, что стоит попытать удачи.

Убедившись, что ребенок отключился, Северус вынул его из кроватки и быстро вышел из комнаты. В конце коридора открыл шкаф рядом с туалетом, подвинул несколько ведер в сторону и на освободившееся место положил ребенка. Потом накрыл сильнейшими чарами, создав иллюзию, что в шкафу хранятся лишь чистящие средства и ничего больше.

Содрогаясь от взятого на себя риска, Северус закрыл за собой дверь и бросился вниз сообщить Люциусу, что ребенка Лонгботтомов в доме нет.

Когда его соратники отвлеклись на его слова, Элис поймала его взгляд. Неприкрытая благодарность в ее кровоточащих карих глазах была невыносима. И тут Северус понял: он утратил душу, он уже ничем не мог исправить злодеяние, в котором участвовал. И еще понял, что должен был попытаться, даже если бы ему пришлось умереть той же смертью, что и Элис.

Теперь Элис, похоже, покорилась судьбе; она уверилась в безопасности своего ребенка, а остальное значения для нее будто не имело. Той ночью она не умерла, но Северус всегда жалел, что не оказал ей такую милость.

Северус ощущал любопытство Гарри, и потому проиграл воспоминание до конца, показав, как снова прокрался в дом к Лонгботтомам перед рассветом, прошел по гостиной, где в мокрых от крови и мочи одеждах лежали, пуская слюну, Элис и Фрэнк, как вынул спящего ребенка из шкафа и, укачивая его, перешагнул через них и направился по каминной сети в Хогвартс в личные комнаты Альбуса Дамблдора.

Даже выйдя из очага, он не знал, чего ждать. Будь на месте директора кто-то другой, за преступления, в которых Северус собрался признаться, его бы отправили прямиком в Министерство. Но Альбус Дамблдор никогда не играл по чужим правилам. Если кто и мог уберечь ребенка из пророчества, то тольк он.

Усилием вытягивая себя из прошлого, Северус рвано вдохнул.

– Остальное ты знаешь.

Его слова, словно развеяв пелену чар, вернули их в настоящее. Осторожно, как входил, Гарри вышел из его сознания.

Оставшись наедине с воспоминаниями, Северус мог лишь гадать, во что станет ему сегодняшний вечер. Он чувствовал себя так, как после очередного сеанса с Пенбруком: все нервы до единого оголились и дрожали как от электрических разрядов. Ощущение обнаженности вышло за все мыслимые рамки.

Гарри выглядел, в общем-то, предсказуемо – как если бы откусил больше, чем смог прожевать. Выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

Поразительно, но Гарри взглянул ему в глаза.

– Ну, мы знали, что приятного будет мало, – неровно вздохнув, проговорил он.

– У тебя талант к преуменьшению, – выдавил из себя Северус. Может, шляпа и хотела отправить Гарри в Слизерин, но Гарри, которого он знал, был гриффиндорцем до мозга костей, а гриффиндорцам свойственна категоричность. Он знал, что должно произойти.

– Если ты не начнешь дышать, упадешь в обморок, – сказал Гарри, глядя на него с нечитаемым выражением.

Да, оказывается, он на самом деле не дышал. Северус выдохнул. После нескольких глотков прохладного воздуха нервы чуть ослабли, но страх остался. Он заставил себя взглянуть Гарри в глаза. И сейчас был тот редчайший случай, когда он не мог разгадать его чувства.

Обмен взглядами длился, наверное, целую вечность.

Наконец, Гарри потянулся и дотронулся до плеча Северуса.

– Как бы мне хотелось что-нибудь сделать, чтобы облегчить твою ношу.

– Чт-то? – прохрипел Северус.

– Тебе ведь ни разу не представилось шанса, правда? – В зеленых глазах читалось беспокойство.

– Что ты имеешь в виду? – слова Гарри никак не укладывались в голове.

– Всю свою жизнь ты испытывал только боль.

– Это не оправдывает...

– Северус, когда все это случилось, тебе было всего двадцать, – припечатал Гарри.

– Но...

– Той ночью в доме сквиба ты смог бы победить, если бы бросил вызов Малфою и остальным? – требовательно спросил Гарри.

Северус смешался и отрицательно мотнул головой. К началу учебы он знал заклинаний больше, чем иной четверокурсник. Его способности проявились очень рано. Но несмотря на всю одаренность, в нем не было зла и жестокости, как в Люциусе и его дружках.

– То есть, если бы ты воспротивился, тебя бы убили?

– Не в этом дело. Я не месяц и не два слышал бахвальство товарищей. То, что произошло, не должно было вызывать потрясения...

– Может, и нет, но вызвало. Ты был молод, напуган и не видел выхода из ситуации, в которую себя загнал. Желание выжить не преступление.

– Но участие в пытках и убийствах – да. Я был там. Я ничего не сделал, чтобы остановить их...

– Потому что не мог. Так же, как я, когда Вольдеморт убил Седрика у меня на глазах, не мог убить ни его, ни его приспешников; насколько мне хотелось это сделать, настолько я никогда не перестану сожалеть, что не смог. Я мог только попытаться выжить и сбежать. Северус, ты противостоял самому сильному, самому отвратительному темному магу, которого когда-либо видел мир. Тебе не было даже двадцати, и половина людей, против которых тебе пришлось бы сражаться, были твоими единственными друзьями.

– И все равно, я должен был...

– Должен был что? – оборвал Гарри его невнятные возражения. – Умереть из принципа? Ты бы и умер, если бы сделал хоть что-то против них в доме того сквиба. Кому было бы хорошо, если бы ты попусту загубил свою жизнь? Северус, ты принял единственное верное для себя решение.

– А люди погибли, – напомнил Северус.

– Не от твоей руки и не по твоему приказу, – в голосе Гарри, кажется, впервые зазвенела сталь. – В их смертях виноват Вольдеморт, не ты. Ты поступил правильно, как только смог. Ты два с лишним десятилетия старался расплатиться за ошибку, которую совершил, когда тебе и двадцати не исполнилось. Пора простить себя.

– Я... – Северус не договорил. Его трясло. Глаза знакомо защипало.

Сильные руки взяли его за плечи, и не успел Северус понять, что происходит, Гарри привлек его в объятия. Он несмело уткнулся в плечо Гарри, все еще ожидая, что разразится беда. Но ничего не произошло; Гарри лишь положил ладонь ему на спину и принялся старательно поглаживать.

– Ты сделал лучшее, что было возможно в ужасной ситуации. И потом сделал все от тебя зависящее, чтобы все исправить. Я знаю, ты рисковал каждый раз, когда по просьбе Дамблдора возвращался к Вольдеморту, чтобы шпионить за ним, – уговаривал Гарри, продолжая поглаживать его по спине, продолжая его обнимать. – Храбрее тебя я никого не встречал, и для меня честь называть тебя своим любимым.

Это стало последней каплей. Северус сильно зажмурился, пытаясь сдержать предательские слезы, но, как на терапевтических сеансах, они хлынули ручьем. Сколько времени он сидел, спрятав лицо в шею Гарри, выплескивая эмоции, Северус не знал. Когда он часа через три-четыре поднял голову, на голубой футболке Гарри расплылось восьмидюймовое влажное пятно.

Ему понадобились все оставшиеся силы, чтобы взглянуть в глаза Гарри.

Северус ожидал, что его признание заставит Гарри посмотреть на него по-другому. Он не понимал, как благородный и добропорядочный человек вроде Гарри может захотеть продолжить отношения после того, как видел его омерзительное прошлое, однако, зеленые глаза, наоборот, смотрели на него с еще большей теплотой.

– Ты... – Слова не находились.

– Я что? – милосердно подбодрил его Гарри.

– Ты не уходишь, – недоверчивый тон был заметен даже самому Северусу.

– И не уйду, – ответил Гарри, и его голос звучал грубовато. – Боюсь, ты влип со мной окончательно.

Его слова переполнили разум и сердце, и те расплавились. Или, может, перемешались. Северус только знал, что впервые в жизни его худшие страхи не подтвердились. Его прекрасный Гарри все еще сидел рядом, все еще... любил его, даже после того, как увидел, какой жизнью он жил, каким человеком был.

Все это Северус не мог целиком уложить в голове. Зато вполне мог вынести. Он даже не заметил движения. Следующее, что он осознал, что он накрывал рот Гарри и усиленно стремился потонуть в манящем поцелуе.

Гарри схватил его за плечи, увлек вниз, и Северус улегся на него сверху. В такой позиции они провели прошлые четыре ночи. Обычно сила Гарри вибрировала вокруг, побуждая Северуса возноситься выше. Сейчас никакой магии не витало, и Северус отчасти ожидал, что на него опять найдет ненавистный ступор, но... но Гарри знал, каким он был и по-прежнему хотел с ним целоваться. О таком чуде он не мечтал даже в самых безумных мечтах, и, как все чудеса, для него не существовало объяснения или сомнения.

Страшного ступора не случилось. Северус продолжал целоваться, и, не успел он и глазом моргнуть, их одежда исчезла. Обнаженная кожа коснулась обнаженной кожи, а жаждущие члены аккуратно устроились вместе.

Северус начал покачивать бедрами. Они с Гарри всеми силами стремились слиться воедино, и поцелуй стал еще глубже. Ощущать Гарри было поистине идеально.

Их окружила какая-то энергия. Сначала Северус решил, что это сила Гарри. И мало-помалу он сообразил, что энергия исходила не только от партнера, но и от него самого. В свое время ее называли магией, но суть ее была иной. С рассеянным вниманием Северус не сразу разобрался в своих ощущениях. Он с октября замечал мельком редкие вспышки, потрясавшие его мир. Но лишь теперь он мог подобрать имя энергии и назвать ее своей.

Любовь.

Его извечно сомневающийся разум не мог поверить в любовь, пока ее существование не было доказано, но если после всего увиденного чувства Гарри к нему не считались любовью, то Северус не знал, что она такое вообще.

Нет, неверно. Он знал, что такое любовь. Любовь – это Гарри Поттер.

Пребывая в плену ощущений, Северус уцепился за это понятие. Пламя восторга, запылало внутри с неистовой силой и охватило все его тело.

Они оторвались губами друг от друга, чтобы глотнуть живительного воздуха и испустить возгласы наслаждения, рвущиеся из груди. Их обоих встряхнуло, их стоны сотрясли окружающий мир, и, когда они почти одновременно достигли кульминации, Северус потерялся в теплой золотой неизвестности, где удовольствие застыло во времени.

Казалось, он плавал там целую вечность, пока все рассеявшиеся части разума не собрались воедино.

Сначала Северус осознал, что Гарри ласково расцеловывал его лицо. Потом ощутил теплую липкую влагу между их прижатых друг к другу животов. Возвышенные чувства обрушило кощунство; ни с того ни с сего он рассмеялся.

– Эй, что здесь смешного? – спросил Гарри сонным чувственным голосом.

– Я... – Любящий внимательный взгляд заставил смех умолкнуть. Северус сглотнул и решил завершить то, с чего началось вечернее откровение. – Я люблю тебя.

С лица Гарри исчезло все легкомыслие. Северус не сомневался, что сильно удивил своего партнера. Но через секунду Гарри овладел собой.

– Удачно совпало, ведь я и сам безумно в тебя влюблен.

Впервые, когда Гарри произнес эти слова, на Северуса не нахлынули сомнения и вина. Гарри видел, каким он был, и все еще оставался рядом... всегда будет рядом, осенило Северуса, когда он вспомнил заверения Гарри.

Никогда не уйдет. Внутри поднялась волна эмоций. Убедившись, что взял их под контроль, Северус продолжил разговор.

– Сегодня тебе не пришлось применять магию, чтобы... заняться любовью, – негромко сказал он.

– Я заметил, – Гарри потянулся и отвел у Северуса в сторону засалившиеся волосы от лица, а потом принялся водить по ним пальцами. – И доложу тебе, ты не был сломан.

– За эти годы ты удивительно помудрел, – откликнулся Северус. Напряжение прошлого часа начинало сказываться – руки и ноги отяжелели от усталости.

– Не помудрел, просто удачно влюбился, – поправил Гарри не менее усталым голосом.

– Думаю, из-за усталости мы оба немного...

– Сентиментальны? – с улыбкой подхватил Гарри. – Думаю, мы заслужили немного сентиментальности. Не волнуйся, к утру она выветрится. Только сентиментальность, не любовь, – пояснил Гарри, едва внутри мелькнуло беспокойство. Северус задумался, не читает ли Гарри по-прежнему его мысли. – Она твоя навеки.

– Спасибо, – хрипло поблагодарил Северус, – за все.

– Эй, куш сорвал я. Не за что меня благодарить, – возразил Гарри. Словно тоже догадываясь, что сцена, если пустить ее на самотек, рискует перерасти в до невозможности душещипательную, Гарри бодро предложил: – Почему бы нам не перейти в спальню и не проверить, сумеем ли мы набезобразничать в постели, как на диване?

– Если ты считаешь, что кто-то из нас способен сегодня еще на подвиг, ты безнадежный гриффиндорец-оптимист.

Гарри взглянул ему в глаза.

– Я знаю своего слизеринского бога секса. Спорим, я доберусь до спальни первым?

С этими словами Гарри умудрился вывернуться из-под Северуса и оставил его балансировать между диваном и журнальным столиком. Хохоча так, что чуть не рухнул на пол, Северус поднялся и пустился вслед.

Опустившись на кровать, где Гарри хихикал как сумасшедший, Северус задался вопросом, неужели теперь в его жизни будет вдоволь любви и смеха, будет Гарри Поттер. Он не строил иллюзий и понимал: его проблемы еще вовсе не разрешились, но сейчас, в присутствии Гарри они отступили на самый дальний план. И кто знает? Может, его безнадежный гриффиндорец-оптимист был прав во всем, и любовь исцелит все раны? Убедительным доводом в пользу этого мнения для Северуса стал еще один горячий поцелуй.

Конец